– Да что вы говорите? – Островой выразительно взглянул на бинокль, но Степан Степанович не понял намека.
– И вообще – когда, вы говорите, случилось это ограбление?
– В ночь со вторника на среду.
– Ах в ночь! – Пузырев заметно повеселел. – Ну так я точно ничего не видел! Я же вам говорил – я по ночам работаю, нахожусь по месту основной работы в канцелярском магазине…
– Жаль, очень жаль! – вздохнул Островой, возвращая Степану Степановичу бинокль. – Значит, вы ничем не можете помочь следствию!
– То есть как это – ничем? – возмутился Пузырев. – Я могу дать показания относительно антиобщественного поведения гражданина Овсянкина…
– Нас это пока не интересует! – отрезал капитан и покинул квартиру Пузырева.
Переведя дыхание, он посмотрел на часы и понял, что его рабочий день давно закончился.
Этим утром Вета встала рано, и когда вышла из душа, из комнаты свекрови доносился ровный храп. Она поставила воду для кофе и пошла одеваться. Муж спал на середине кровати, на лице его было написано удовлетворение и еще что-то. Вета пригляделась внимательнее. Какой-то он стал… не такой, как всегда. Но, возможно, ей просто кажется, потому что она рассматривает его спящего.
От ее взгляда муж открыл глаза.
– Что? Надо вставать?
– Спи, рано еще. – Вета погладила его по плечу, он отвернулся к стене и спрятался под одеяло.
«Белье постельное пора менять», – машинально подумала Вета и вышла на кухню.
Там уже сидела свекровь и пила Ветину порцию кофе. С сахаром и сливками.
– Доброе утро, – вздохнула Вета и положила себе растворимого.
– У тебя неприятности? – спросила свекровь, отрезая толстый кусок кекса с изюмом и обильно смазывая его маслом.
Она всегда ела с большим аппетитом калорийную пищу, но, надо отдать ей должное, не толстела. Видно, все процессы в ее организме протекали правильно.
– С чего вы взяли? – буркнула Вета.
– Выглядишь плохо, – бухнула свекровь, – и нервная очень стала.
После чего подвинула Вете импровизированный бутерброд. Кажется, это было впервые – чтобы свекровь о ней позаботилась. Вета так удивилась, что откусила кусок невыносимо жирного кекса.
Свекровь смотрела выжидающе – видно, ждала извинений за вчерашний скандал.
«А вот не буду!» – упрямо подумала Вета.
После кофе жизнь стала казаться не такой беспросветной, муж по-прежнему крепко спал, и Вета решила перед работой съездить в больницу к Мефодьевне, навестить старуху и отвезти ей страховой полис и чистое белье.
Поднявшись на третий этаж больницы, она прошла мимо привычно пустующего поста дежурной медсестры, вошла в знакомую палату…
Койка Мефодьевны была пуста, застиранное больничное белье аккуратно заправлено, и сама эта нищенская аккуратность безжалостно сообщила Вете, что произошло.
– Померла твоя бабушка, – оживленно проговорила ей та самая соседка Мефодьевны, которая прошлый раз вязалась с разговорами. – Померла, болезная, нынче ночью!
На лице бабки была написана неуместная радость – она радовалась тому, что сама еще жива и что может сообщить молодой посетительнице такую важную новость.
– Говорила я, что нужно ей батюшку привести! – не унималась соседка. – А так она не по-христиански умерла, не по-людски…
Вета резко развернулась и пошла прочь.
Ей стало неожиданно больно, больно и стыдно. Почему она вчера поленилась, не навестила Мефодьевну перед смертью? Конечно, она не знала, как мало осталось старухе жить, но должна была, должна была еще раз на нее взглянуть, еще раз подержать в своих руках сухую морщинистую руку несчастной!
Да что же такое, почему она так близко принимает к сердцу эту смерть? Кто ей Мефодьевна?
– Это вы – родственница Руслановой? – вторгся в ее мысли смутно знакомый голос.
Вета подняла глаза и увидела голубой халат и усталое лицо женщины-врача, с которой накануне разговаривала.
– Ах да! – на лице врача мелькнула кривая улыбка. – Вы не совсем родственница…
– Родственница, – Вета прямо взглянула в усталые глаза. – Я привезла полис, и белье… я понимаю, это слишком поздно… но я сделаю для нее все, что нужно…
– Это хорошо, – взгляд врача смягчился, она устало опустила веки и проговорила: – Да, вот еще что… ваша родственница что-то говорила перед смертью, что-то очень странное, но она так беспокоилась… наверное, будет лучше, если я передам вам ее слова.
– Да, конечно! – Вета вспомнила, как накануне Мефодьевна говорила ей про тайник профессора и как сама она поначалу посчитала эти слова бредом.
– Так что она говорила?
– Одну минуту… – Женщина полезла в карман своего халата, достала оттуда сложенную вчетверо бумажку. – Вот здесь… я записала, чтобы не забыть…
Она поднесла листок к свету и прочитала:
– Лилипуты двадцать шесть.
– Что?! – удивленно переспросила Вета.
– Я сама ничего не понимаю, – ее собеседница пожала плечами. – Но она, ваша родственница, несколько раз это повторила, и очень беспокоилась, чтобы я передала вам эти слова… непременно, бормочет, скажи ей – лилипуты двадцать шесть! Мне пришлось пообещать ей, что я передам это вам, только тогда она успокоилась… успокоилась и умерла.
Женщина помолчала несколько секунд, как бы из уважения к смерти, и добавила:
– Вы знаете, мне довольно часто приходится наблюдать, как люди умирают. Так вот что я вам скажу – очень часто человека держит на земле какое-то незаконченное дело. Часто человек не может умереть, пока что-то не сказал или не сделал… и я не знаю, как в таких случаях правильнее поступать!